Ефрейтор Икс [СИ] - Сергей Лексутов

Павел чуть было не ляпнул: ну и сидели бы на пенсии. Кто их заставляет работать? Пропустили бы молодых вперед. Молодежь рвется в науку, а приходится десятилетиями в ассистентах сидеть… Но весь этот монолог он произнес про себя, и только вздохнул, еще более тяжко.

Утром он прибежал к Университету с рюкзаком, так и не успев сбрить дремучую бороду, отпущенную в экспедиции. К отъезду он чуть не опоздал, едва успел забежать в деканат за списком группы. Прыгнув в автобус, даже отпрянул от неожиданности: на переднем сидении сидела Вилена. У него как-то и из головы вылетело, что он вполне может встретить ее в Университете. Хотя, она могла поступить и в новосибирский. Он все же ближе к ее дому. Тем не менее, она сидела и мило улыбалась ему, как старому знакомому.

— Здравствуйте, Павел Яковлевич, — поздоровалась она, истолковав по-своему его замешательство.

Павел поздоровался, и сел на боковое сиденье рядом с водителем. Всю дорогу она о чем-то шепталась со своей соседкой, и время от времени обе тихонько смеялись. А Павел ежился под любопытными взглядами девчонок. Их опять оказалось большинство в группе. Лишь шестеро парней пристроились на задних сидениях.

Павел терпеть не мог, ездить на уборочные со студентами. Машину водить он не умел, потому не мог и подработать лишнюю копейку в совхозе, а в земле ковыряться вместе со студентами, хуже пытки он и представить себе не мог. В тех местах, куда обычно ездили на уборочную, путных лесов не было, а потому и по лесу побродить не представлялось возможности. Так что время для Павла тянулось мучительно медленно, даже при наличии полудюжины толстенных монографий научных светил, которые он прихватил с собой.

Уборочная шла своим чередом; работали, уставали, вскоре пошли дожди. Стало холодно и вовсе неуютно. В старом, не то доме, не то сарае, в котором они жили, тепло было лишь в тесной прихожей, или бывшей кухне, где стояла полуразвалившаяся печь. Еще в день приезда, в предвидении холодов, Павел подремонтировал ее, и когда начались дожди, было где хоть одежду просушить. Из прихожей вели три двери; в большую комнату, поменьше и в крошечный чулан, в котором устроился Павел. В чулан еле-еле удалось втиснуть койку, но Павлу нравилось это тесное пространство. Может быть, после простора гор и тайги, ночевок под открытым небом, сознание требовало отдыха в тесноте.

В одну из суббот случилась история, которой Павел не придал особого значения, но потом она сыграла немаловажную роль в его судьбе. Вернее, она дополнила ту кучу дерьма, которую нагромоздил на него Гонтарь, когда вознамерился выпихнуть его из Университета, во что бы то ни стало.

Поздно вечером в их общежитие заявилась компания парней. Павел не видел, как все началось, он уже дремал в своей каморке. Как потом рассказывали студенты, компания оставалась поначалу снаружи, вошел только самый шустрый. Девчонки уже лежали по постелям, а он начал присаживаться к ним и совать руки под одеяла. Они молча кутались в одеяла, отпихивали нахальные руки, но шума не поднимали. Наконец дело дошло до Вилены. Она не стала дожидаться, когда парень начнет ее лапать, поднялась ему навстречу и отвесила оплеуху. Но ручка девчушки, привыкшей сама рубить дрова для костра и таскать тяжелую понягу по сорок километров в день, обладала такой тяжестью, что крепкий парень не устоял на ногах. Тут же в нем взыграло оскорбленное мужское достоинство, и он кинулся на Вилену с кулаками. Приученная таежной жизнью к быстроте и решительности, она сорвала верхнюю дугу спинки кровати и так врезала нахалу по голове, что парень рухнул на пол без сознания, а когда очнулся, кинулся на улицу. Парни-студенты оказались трусоваты, в конфликт не ввязывались, но пострадавшему, видимо, стыдно было признаться товарищам, что его девчонка оглоушила; он принялся орать, что его избили парни. Вот тогда-то и ворвалась вся компания.

Павел выскочил на шум, как был, в тельняшке, в трусах и с всклокоченной бородой. Студенты держали дверь своей комнаты изнутри, компания старалась ее высадить, и теснилась в тесной прихожей. Павел схватил грубо сколоченный из досок стол, и как бульдозер оттеснил толпу к входной двери. Перекрывая галдеж, заорал:

— Тихо! В чем дело?! — обескураженные столь решительными действиями, парни притихли. Он поставил стол и спокойным тоном продолжил: — В чем дело? Давайте поговорим. Может, придем к единой точке зрения и решим все возникшие проблемы?

Из толпы вывернулся маленький, шустрый заводила. На лбу его уже вспухла мощная шишка. Куражась и кривляясь, как обезьяна, он протянул:

— У-тю-тю… Какая толстая, здоровая бутка!.. Если тебе спичку между ляжек вставить, загорится, а? — он весело гыкнул, обернувшись к своим. Те ответили глумливыми смешками. Повернувшись к Павлу, спросил серьезным, и как бы сочувственным тоном: — Ты что, петух в этом курятнике? — и потянулся к его бороде.

Павел поймал его за руку, слегка крутнул, дернул на себя, и парнишка оказался у него под мышкой. Не поняв, что произошло, смешно заболтал в воздухе ногами, в толпе послышались смешки. Воспользовавшись игривым настроением, Павел предложил:

— Вот что, ребята, давайте выйдем и поговорим… — теснясь в дверях, толпа с грохотом выкатилась на крыльцо.

Павлу показалась подозрительной, эта готовность к сотрудничеству. Парни были, слегка выпивши, а значит, далеки от благодушия. Выйдя вслед за ними, он швырнул своего пленника на землю. Отлетев шага на три, он приземлился на четвереньки, и плаксиво завопил:

— Чего швыряешься?!

Парни стояли полукругом у крыльца и будто чего-то ждали. Мимоходом он подумал, что зря швырнул заводилу, этим он слегка подпортил предстоящие переговоры. Но очень уж чесались руки, сквитаться за оскорбление. Он спокойно, рассудительно заговорил:

— Ну, выпили маленько, так идите домой. Чего спать мешаете? Девочки устали, завтра им на работу рано. Мы же без выходных… Да им еще и восемнадцати нет, это ж первокурсницы. А вы, вон, какие мужики здоровые…

— Гы… Самый смак, для тех, кто понимает… — гыкнул кто-то в толпе. — Может, пара целочек отыщется…

Огромный, нескладный верзила, на голову выше Павла, стоял чуть в стороне и мрачно глядел исподлобья. Чутьем Павел понял, что из всей компании надо опасаться его одного. Если все остальные уже готовы все свести к перебранке с сальными шуточками, то этот разговаривать не будет. Чувствовалось, что он не допил, и темная злоба на весь свет душит его. Ему все равно, на ком ее сорвать, а взгляд Павла как бы подтолкнул его. Он мрачно заговорил:

— Мы никого не трогали, пришли как люди, а нас по харе?! Всякая вошь еще махаться будет…